Священнический род Фавстрицких

       В Соборе новомучеников и исповедников Российских XX века на конец 2008 года поименно канонизировано 1769 человек. Безвестных, за Христа в годину лютых гонений пострадавших – безмерно больше. Но память о них прорастает через многие десятилетия молчания и забвения в душах потомков...

       Попытаемся впервые рассказать о совокупном подвиге большого священнического рода, ни один из представителей которого пока не канонизирован. Более десяти священников, носивших фамилию Фавстрицкие, несли свое служение в послереволюционные годы, все претерпели гонения, ссылки, тюремное заключение, не менее семерых убиты за исповедание Христа.

       

       По семейному преданию, Фавстрицкие – польский княжеский род. На рубеже XVII и XVIII веков князь Алексей Фавстрицкий, имевший тайные связи с Петром I, участвовал в заговоре, имевшем целью свержение польского короля Августа. Заговор провалился, и Фавстрицкие бежали в Россию, где получили в дар от царя Петра имение под Оренбургом, успешно хозяйствовали на этих землях. Прошло время, и многие из Фавстрицких (а в роду появлялось больше мальчиков, чем девочек) стали избирать путь священнослужения. К XIX веку это был уже священнический род. Первый из российских Фавстрицких, чье имя удалось узнать, – Игнатий, относится к четвертому поколению этого рода. А священники и миряне, судьбы которых можно проследить хотя бы пунктиром, – это потомки двух его сыновей, Алексея и Иоанна.

 

       Воскрешение памяти началось с обретения останков священника Сергия Алексеевича Фавстрицкого в мордовском селе Селищи. Татьяна Семеновна Фавстрийская, жена правнука отца Сергия, далеко не сразу узнала, что прадед ее мужа был священником, – в семье мало рассказывали об отце Сергии. С 2005 года Татьяне стал сниться один и тот же сон: в дом молча входили священники, впереди – женщина в монашеской одежде. Как православный человек, она знала, что снам не надо придавать значения и тем более пересказывать их, но сердце было встревожено. Она начала расспрашивать родных об отце Сергии и узнала, что он похоронен там, где прежде был храм и погост при нем, – возле школы, где сейчас устроены общественные туалеты, дорога и пасется деревенский скот.

       «Я не могла успокоиться, узнав, что глава огромного рода, священник, отдавший себя всего на служение Богу и умерший за него, лежит в безвестности в срамном месте. Я мечтала, что у него будет красивая ухоженная могила с красивым крестом, где будет много солнца, света, чистого воздуха. И люди будут приходить на его могилу со всеми горестями и радостью. Он будет перезахоронен и будет лежать как человек, а не как безродный скиталец», – вспоминала Татьяна. Великим постом 2006 года она поехала в Иоанно-Богословский Макаровский монастырь в Саранске и посоветовалась с иеромонахом, который сказал ей: «Господь благословил вас найти и перезахоронить отца Сергия. За все ваши старания Господь вас возблагодарит».

       И вот по благословению архиепископа Саранского и Мордовского Варсонофия в сентябре того же года были начаты поиски могилы отца Сергия. С великими трудами и упорством захоронение было обретено – в день Воскресения Словущего, канун праздника Воздвижения Креста Господня, 26 сентября 2006 года. Протоиерей Виктор Бабушкин, благочинный Ичалковского округа Саранской епархии, открыл крышку гроба, и все ахнули – по общему впечатлению, отец Сергий лежал как живой, потом все в один голос говорили: как икона. То же лицо, что на фотографии: высокий лоб, усы и борода.

 

       Отец Виктор измерил рост отца Сергия – 1 м 83 см. Это был крупный мужчина с широкой костью. Одет был батюшка в гражданский костюм, а поверх накинута зеленая фелонь с золотыми нитями. Одежда также хорошо сохранилась. «“Наш отец Сергий! Наш дед, прадед, прапрадед, мы нашли тебя! Слава Богу за все!” – мы, родные, плакали от счастья», – вспоминала Татьяна. Под тело отца Сергия положили железные листы и подняли его, не повредив, положили на белую простыню и перенесли в храм Успения Божией Матери, недавно построенный совместными усилиями жителей села. В церкви шла предпраздничная служба, а по ее окончании протоиерей Виктор вместе с дальним родственником семьи Фавстрицких, местным храмоздателем А. К. Пискайкиным, облачили отца Сергия в новые священнические одежды. На груди у отца Сергия отец Виктор нашел крест-мощевик, который также хорошо сохранился; крест оставили на прежнем месте. Совершив малую панихиду, тело отца Сергия положили в новый гроб.

       Наутро компьютерная экспертиза отдела криминалистики МВД подтвердила: останки принадлежат Сергею Алексеевичу Фавстрицкому.

       30 сентября 2006 года было совершено погребение священника Сергия, а также трех клириков, захоронения которых были обнаружены при раскопках прежней предалтарной части. Их похоронили напротив алтаря Успенского храма. На погребение приехали все потомки отца Сергия как из Мордовии, так из всех уголков России, были автобусы с верующими людьми из Саранска, Кемли.

 

       В 2007 году Татьяна Семеновна получила благословение благочинного Ичалковского района протоиерея Иоанна Просвирнина на поиск документов об отце Сергии и его братьях (уже было известно, что это не менее четырех священников) и начала свой путь по архивам и родственникам. Ульяновск, Казань, Самара, Барнаул... Страница за страницей открывались судьбы, устремленные ко Христу...

 

       Сергей Алексеевич Фавстрицкий – пятый ребенок в семье псаломщика Алексея Игнатьевича Фавстрицкого – родился 23 сентября 1883 года. Окончил Симбирскую Духовную семинарию в 1907 году, служил псаломщиком, в июне 1909 года был рукополжен во диакона и затем во священника. С апреля 1914-го и вплоть до своей мученической кончины служил в Михаило-Архангельской церкви в селе Селищи на реке Алатырь Ардатовского уезда Симбирской губернии. В марте 1915 года архиепископом Симбирским и Сызранским Вениамином (Муратовским, † 1930) награжден набедренником, в 1923 году – камилавкой.

       Супруга отца Сергия, Ольга Константиновна Маркова (1887–1929), была дочерью священника, закончила в Симбирске учительские курсы, хорошо играла на фортепьяно и прекрасно пела. В Селищи отец Сергий приехал уже с женой и тремя детьми: Зоей (1910 г. р.), Клавдией (1911), Михаилом (1912). В Селищах родились еще трое Фавстрицких: Евгения (1914), Раиса (1919) и Екатерина (1920).

       Приход был большой и богатый – 249 хозяйств, 888 мужчин, 951 женщина. Семье священника предоставили церковный дом в пять комнат. В самой большой комнате стояло пианино, на котором матушка Ольга играла сама и обучала игре своих дочек и Михаила, у которого с раннего детства проявились музыкальные способности. Отец Сергий стремился в первую очередь дать своим детям хорошее образование, каждый вечер сам занимался с ними, хотя все они посещали церковноприходскую школу, которой заведовал отец Сергий. Все они говорили на двух языках: русском и мордовском. В мордовском селе практически каждая семья была многодетной, и все нуждались в медицинской помощи. Обращение в уездную больницу стоило дорого, и прихожане просили помощи у отца Сергия. Непререкаемого авторитета священнику удалось добиться меньше чем за год. Люди шли к нему за советом днем и ночью. В священнослужении он был строг, в церкви стояла благоговейная тишина. Если во время исповеди женщины начинали перешептываться, батюшка подходил и легонько ударял их по лбу крестом. Все замечания высказывал прямо.

       Жизнь мордовского села резко перевернулась не с самой революцией, а в 1920 году – с началом жесточайшей продразверстки и введением так называемой трудовой повинности для священства. На каждого священника были заведены карточки, отпечатанные на темно-желтой бумаге («желтые карточки»), где указывались фамилия, возраст, происхождение, место службы, описание хозяйства. С этими карточками надо было отмечаться в сельсовете каждую неделю. Продать что-либо из своего хозяйства было невозможно, все стояло на учете. Без разрешения нельзя было покидать место, за которым были закреплены. За малейшее неподчинение грозила тюрьма, а оттуда направляли на торфоразработки – на болота. В селе Чамзинка Ардатовского уезда был создан концентрационный лагерь для священников и недовольных советской властью.

       В начале 1922 года, за год до смерти, во время Божественной литургии у отца Сергия пошла носом кровь, он прервал службу и вышел из алтаря. Дома сказал матушке Ольге, что ему было видение с извещением, что он умрет на Пасху. Подробности обещал рассказать перед смертью, очень переживал, несколько дней ходил сам не свой, погруженный в размышления.

       Осенью 1922 года в село нагрянула банда милиционеров. Они сразу устремились к церкви. Служба уже кончилась, но батюшка все еще был там. Милиционеры зашли в храм в грязных сапогах, стали хулить Бога, издеваться над иконами. Отец Сергий резко одернул их, и богохульники пришли в ярость, схватили батюшку, выволокли на улицу, бросили в грязь, стали жестоко избивать, сорвали наперсный крест и пинали тяжелыми сапогами, стараясь попасть в голову. Потерявшего сознание священника бросили в подвал – заброшенный, наполовину залитый водой. Такие землянки-подвалы, обложенные внизу камнем, с бревенчатым срубом сверху были в старину в мордовских селах почти около каждого дома. Чтобы отец Сергий не захлебнулся, его привязали цепями к столбу и в таком положении оставили на двое суток без еды и питья. Около подвала выставили охрану, боясь, что народ придет освобождать батюшку. Но жителям было не до отца Сергия: пока его избивали, все бросились по домам прятать хлеб и ценности. Конфискацию имущества и хлеба милиционеры начали с дома отца Сергия. Забрали весь хлеб, ценные вещи, отобрали лошадь.

       Двое суток продолжался грабеж села. А потом отца Сергия вытащили из подвала и повторили требование отречься от Бога. Но больной от побоев (до самой смерти он жаловался на головные боли), замерзший в холодной воде, обессилевший без еды и питья, священник не отрекся от веры. Без теплой одежды и обуви, в мокрой рясе (только разрешили накинуть пиджак), отца Сергия отвезли в тюрьму города Ардатова, откуда сначала отправили в село Чамзинка, в концентрационный лагерь для священников и недовольных советской властью, а оттуда – на торфоразработки, где простуженный, избитый, разутый и раздетый отец Сергий заболел тифом. В начале апреля 1923 года его отправили домой умирать.

       На поезде он доехал до станции Оброчное, оттуда двадцать верст прошел пешком, в весеннюю распутицу; теплой одежды не было, лапти промокли. Как он, больной тифом, выдержал эту дорогу, одному Богу известно. Домой он добрался затемно, постучал в окно. Открыла дверь матушка, а детям он запретил подходить близко – боялся заразить. Матушка Ольга истопила баню, помыла его, переодела в чистую одежду, постелила в зале на полу. Несколько дней отец Сергий метался в жару, бредил. Он знал, что умирает, собирался рассказать матушке, о чем было видение, но успел только благословить детей, и у него отнялся язык. Умер отец Сергий на третий день Пасхи, 10 апреля 1923 года, в 8 часов утра.

       Ударили в колокола, и, услышав погребальный звон, жители села поняли, что это по отце Сергии. Люди начали собираться к дому священника. Все знали бедственное положение матушки, все хотели помочь кто чем может. Хоронить отца Сергия было не в чем: когда он был в концлагере, семью ограбили – ночью выбили дверь дома, не боясь, что кто-нибудь окажет сопротивление, вынесли из дома сундук, где были сложены вещи батюшки. (Матушка узнала воров, но никогда не держала на них зла, все говорила: «Бог им судья».) Кто-то из прихожан принес свой костюм для отца Сергия, но высокому батюшке он был короток, рукава еле доходили до запястий. Поверх костюма надели зеленую фелонь с золотым шитьем – единственную вещь из церковного облачения, которую матушка сберегла после конфискации.

       Похоронили отца Сергия, верного раба Христова, у алтаря храма, в котором он служил.

       В мордовских селах был обычай – рядом с церковью часто строили домики-«келлии», в которых селились желавшие сохранить девство и посвятить себя Богу; этих дев называли «старками». В келлии на задворках усадьбы отца Сергия жили три такие старки; одна из них, Ирина, была его старшей сестрой. Они помогали матушке Ольге выполнять работу по дому и нянчить детей, а когда сразу после похорон отца Сергия матушку с детьми выгнали из дому, старки не побоялись приютить их. Через четыре года старший брат отца Сергия, священник из села Старое Ардатово (в 260 километрах от Селищ) отец Василий (мученическая кончина которого была впереди), построил небольшой дом для семьи брата.

 

       Матушка Ольга пережила мужа на шесть с половиной лет и умерла от туберкулеза 6 октября 1929 года. Дети стали круглыми сиротами. Замужем в ту пору была только старшая, Зоя. Клавдии исполнилось 18, Мише – 17, Евгении – 13, Рае – 10, Кате – 8 лет.

       После смерти матушки ночью в дом к Михаилу с сестренками пробрались грабители и унесли сундук с вещами – последнее, что у них было. Дети остались в том, что на них было надето. Наступил голод. Михаил говорил: «Пусть тяжело, в голоде, но вместе, я вас никому не отдам». Детям грозила голодная смерть. Сельские активисты хотели отправить девочек в детский дом, а Михаила включили в список выселяемых из деревни. Друг семьи, работавший в сельсовете, посоветовал Мише срочно жениться и обещал помочь с документами. Выбор пал на соседку, девушку из крестьянской семьи Марию Ивановну Чуракину. Чуракины держали двух коров и могли прокормить и себя, и родных Михаила. Когда в сельском совете оформляли документы о регистрации брака, букву «ц» в фамилии Михаила заменили на «йс», и Михаил Сергеевич, а с ним и все его потомки стали «Фавстрийскими». В документах он последний раз расписался настоящей фамилией.

       Талантливые, одаренные дети отца Сергия не смогли получить образования, но жизнь, полную лишений, скорби, голода и унижений, вынесли с честью и выросли честными, порядочными людьми.

       Михаил, музыкант от Бога, чудом сохранил итальянскую гармошку, подарок дяди – отца Василия. Вечерами он выходил на улицу и начинал играть. Возле него собиралась молодежь со всего села, песни и пляски не смолкали до утра. Гармонист вкладывал в музыку всю душу. Отец Василий, мастер на все руки, научил Михаила не только играть на гармони, но и столярничать, и работать со стеклом. Михаил начал делать мебель, рамки для фотографий, резные поделки. Жили бедно, семья увеличивалась, у Миши появились свои дети. Рая вспоминала, что они с Катей ходили нянчить соседских детей, пололи огороды, и за это им давали кружку молока и кусок хлеба. Девочки пекли лепешки с лебедой, постоянно испытывали голод. Одежду носили все по очереди, особенно валенки, – они были только у Миши, и, чтобы выйти по необходимости или просто подышать воздухом, надо было дожидаться, когда он вернется с работы.

       В 1930 году, несмотря на сопротивление жителей, церковь в Селищах закрыли. 6 февраля 1930 года в анкете по закрытию церкви при селе Селищи Козловского района сельсовет сообщает: «... в настоящее время, учитывая большое недовольство населения, последние категорически протестуют против закрытия церкви». Однако на заседании президиума Козловского РИК от 1 марта 1930 года постановлено: «Считать закрытой церковь села Селищи с передачей под культурное учреждение».

       В здании церкви разместили школу, а могилы священнослужителей сравняли с землей.

       К началу войны у Михаила было четверо детей: Любовь, Вера, Михаил и Николай. В ноябре 1941 года Михаила забрали на фронт. Семья не получила от него ни одного письма, а в конце 1942 года пришло извещение, что рядовой Фавстрийский Михаил Сергеевич пропал без вести. В семье сохранилось предание, что он, тяжело раненный, с перебитой ногой попал в плен, долгое время находился в Освенциме, а перед самым концом войны его перевели в Бухенвальд и сожгли в печи.

       После обретения останков отца Сергия и их перезахоронения его праправнуки вернули себе правильное написание фамилии и снова стали Фавстрицкими (а не Фавстрийскими). Валерию двадцать лет, он студент Нижегородской милицейской академии МВД РФ, а одиннадцатилетний Ярослав учится во 2-м кадетском корпусе МЧС в Москве.

       

       Теперь надо рассказать о других Фавстрицких, прежде всего священнослужителях, прошедших исповеднический и мученический путь. Восстановление и собирание памяти о них началось именно после того, как было найдено захоронение отца Сергия.

       Об отце священника Сергия Фавстрицкого, его братьев и сестер, псаломщике Алексее Игнатьевиче Фавстрицком, мы пока не знаем ничего, кроме дат жизни: 1841–1915 годы. А вот супруга его, Любовь Степановна, мать пяти священномучеников, за Христа убиенных, бабушка трех священников и двоих мучеников-мирян, дожила до возраста 102 лет – до 1943 года. И если святую Наталию, которую не пытали и не убивали, Церковь включила в число мучеников вместе с ее мужем Адрианом, – думается, и жизненный подвиг такой матери должен почитаться неотделимо от мученического подвига ее потомков. В 1915 году, когда Любовь Степановна овдовела, ее взял к себе четвертый сын, отец Василий. На восьмом десятке лет она сохраняла ясный ум, подвижность, по большим праздникам пела на клиросе. Ее, черноглазую, высокую и кудрявую, сразу прозвали в деревне цыганкой, да она и была дочерью цыгана, за которого в шестнадцать лет вышла замуж красавица-дочь симбирского диакона Степана Ананьева. И мать, и отец Любы умерли рано, воспитывалась она в семье деда-диакона, звала его и бабушку мамой и папой и получила отчество и фамилию по деду – стала Любовью Степановной Ананьевой.

       Самым старшим в большой и дружной семье Алексея Игнатьевича и Любови Семеновны Фавстрицких был сын Петр, родившийся в 1875 году. Он помогал родителям по дому, нянчил младших братьев и сестер, привык нести ответственность за всю семью и быть всем примером. Он успешно окончил Симбирскую Духовную семинарию, служил псаломщиком, а в январе 1894 года женился по любви на Марии Ивановне Акуловой из обедневшей дворянской семьи. Маша очень рано осиротела, воспитывали ее две набожные и благочестивые тетушки. Жили они на одной улице с семьей Ульяновых – Ильей Николаевичем и Марией Александровной, дружили семьями, ходили друг к другу в гости на чай; поблизости жила и семья Фавстрицких. Мария Ивановна рассказывала дочерям, как восемнадцатилетний Володя Ульянов приглашал ее на бал в гимназию, как они сфотографировались на этом балу... Но Маша, хохотушка и заводила, отдала свое сердце высокому, статному, голубоглазому и серьезному Петру Фавстрицкому.

       Вскоре после свадьбы Мария Ивановна и Петр Алексеевич переехали в Сибирь, которая в ту пору активно осваивалась. В Алтайском крае нужны были молодые и сильные священники, с духовным образованием, любящие Бога и людей, не боящиеся трудностей. Уже 5 августа 1894 года Петра Алексеевича определили псаломщиком в только что образованный приход № 560, а в 1895 году рукоположили во священника.

       Молодая семья жила дружно, счастливо. Матушка Мария пела на клиросе, хорошо знала службу и была первой помощницей отцу Петру. В 1895 году у них родился сын Александр, в 1899 – дочь Любовь, в 1900 – Дмитрий, в 1901 – Алексей, затем Зинаида, Мария, Серафим. Все сыновья пошли по стопам отца: поступили в Томское Духовное училище. Старший, Александр, закончил семинарию в 1914 году, был рукоположен и сразу же направлен полковым священником на фронт – началась Первая мировая война. И почти сразу от него перестали приходить письма. Отец Петр долго искал сына, обращался во многие инстанции. Наконец от Святейшего Синода был получен ответ о том, что иерей Александр Петрович Фавстрицкий пропал без вести.

       Гибель старшего сына была первым ударом. Но даже на фоне потрясений мировой войны и двух революций невозможно было представить глубины бедствий, надвигавшихся на семью священника и на всю православную Россию.

       В 1919 году отец Петр служил в селе Лутниковом Тальменского района Алтайского края. Дмитрий и Алексей уже окончили Томское Духовное училище, были псаломщиками; старшая дочь Люба училась в Новосибирском университете, готовилась стать учительницей и приезжала домой на летние каникулы. Батюшка очень любил Любу и мечтал, что у нее будет блестящее будущее ученого-математика.

       Шла Гражданская война. 21 июня 1919 года на утреннюю службу с отцом Петром пошла одна Люба, а матушка Мария с младшими детьми из-за плохого самочувствия остались дома. Когда Литургия уже заканчивалась, в храм ворвался отряд красноармейцев с ружьями и плетками в руках. Отец Петр продолжал спокойно вести службу, и это вывело командира из себя. Священника сбили с ног, выволокли на улицу, стали избивать плетьми, так что один глаз вытек. Но отец Петр не просил пощады и только твердил: «Я за Господа Иисуса Христа!»

       Красноармейцы застрелили отца Петра на берегу реки Алей и, бросив там тело, пришли к матушке Марии: «Иди, забери его»! Но матушку успели предупредить, что на берегу в кустах ее ждут, чтобы тоже расстрелять; она никуда не пошла, а ночью староста церкви и псаломщик по ее просьбе унесли с берега тело отца Петра и тайно похоронили на кладбище. Утром красноармейцы пришли к семье с обыском, выгнали матушку с детьми в сарай, отобрали все имущество, оставив их без каких-либо средств к существованию.

       Старшая дочь Люба, на чьих глазах был замучен и убит отец, от ужаса и горя лишилась рассудка – постоянно кричала и не могла остановиться, и вскоре, в начале сентября 1919 года, умерла. Ей было всего двадцать лет.

       Похоронив дочь рядом с отцом Петром, матушка Мария с детьми переехала к ставшему старшим в семье сыну Дмитрию Петровичу Фавстрицкому в село Веселоярск Рубцовского района. Девятнадцатилетний юноша стал главой большой семьи. Матушке Марии было в то время 46 лет, Зинаиде – 11, Марии – 6, Серафиму – 5 лет.

       Смерть старшего брата и отца сильно повлияла на характер Дмитрия. Он был очень молчалив, все чувства держал в себе.

       В 1922 году Димитрия приняли на должность псаломщика Петропавловской церкви в селе Верх-Камышенка (Барнаульская епархия). Здесь он женился на девушке из крепкой крестьянской семьи, Таисии Степановне. В 1926 году Димитрий был рукоположен во священника и определен на один из свободных приходов.

       Семья сильно бедствовала. На иждивении батюшки находились семь человек (мать, жена, две сестры, брат и двое собственных сыновей). Дважды отца Димитрия переводили на новый приход. Наконец, в последнем из них, в Никольской церкви в зажиточном казачьем селе Осколково, семью батюшки встретили радушно, помогли устроиться, купить лошадь, корову. Казалось бы, конец бедствиям... Но почти сразу же, 3 февраля 1930 года, отца Димитрия, главу и единственного кормильца огромного семейства, арестовали по доносу. По тому же делу проходили еще пятеро жителей села, среди них староста церкви и псаломщик. В деле читаем: «Обвиняются в том, что во время проводимых мероприятий Сов. власти и партии на селе при коллективизации и посевной компании наименованная группа лиц вели систематически злостную контрреволюционную агитацию, направленную к срыву коллективизации и террористических актов над общественно-советскими работниками и актива села... Священник Фавстрицкий ворвался в сельсовет и в присутствии крестьян начал кричать: “Мужиков силой заставляют вступать в коммуну, они плачут да идут, Советская власть никуда не годится...”»

       Отец Димитрий Фавстрицкий был осужден особой тройкой при ППОГПУ по Сибирскому краю 6 мая 1930 года по ст. 19–58–8 УК «Проведение контрреволюционной агитации» и приговорен к десяти годам лишения свободы. После Новосибирской тюрьмы он был направлен на строительство Беломорканала.

 

 

 

       Марию Ивановну с младшими детьми – Марией и Серафимом взял к себе средний сын, священник Алексий Петрович Фавстрицкий. В 1936 году отца Димитрия досрочно освободили по состоянию здоровья: он получил тяжелое заболевание легких. Обе семьи бедствовали, работа была доступна только самая черная; чтобы вновь не подвергнуться репрессиям, приходилось молчать, скрывать свои чувства. Старший сын отца Димитрия, Александр, был в 1940 году призван в армию, а в 1943 году погиб на фронте. Младшего, Алексея, забрали на фронт в 1943 году со школьной скамьи; он дошел до Берлина и уволился в запас в чине капитана в 1950 году, после чего 45 лет проработал инженером на заводе Трансмаш в Барнауле. Имеет 18 правительственных наград, бронзовую медаль ВДНХ, является ветераном труда.

       Сам отец Димитрий, с уже подорванным здоровьем, в годы войны был забран на работу на рудниках, заболел астмой, у него развилась острая сердечная недостаточность. После этого он уже не мог работать, а в последние годы жизни не вставал с постели. Скончался в 1957 году и перед смертью передал жене, Таисии Степановне, свой священнический наперсный крест, который чудом Божиим смог пронести через все аресты, допросы и тюрьмы.

       Алексей Петрович Фавстрицкий был на год младше Дмитрия (оба успели перед революцией закончить Томское Духовное училище), служил псаломщиком в Михаило-Архангельской церкви в селе Бабковском, а в начале 1920 года был рукоположен во священника к этой же церкви и прослужил в ней вплоть до самого ее закрытия в 1935 году. В селе, где служил отец Алексий, его любили не только православные христиане, но и коммунисты. Он никому не льстил, имел со всеми дружеские отношения. Когда вышел приказ о закрытии церкви, его зачитали в первую очередь священнику, разрешили провести последнюю службу. Все жители деревни стояли на коленях и плакали. Плакал и отец Алексий. После службы он утешил своих прихожан: «Вся власть от Бога, надо иметь смирение и молитвы не прекращать ни в коем случае. Будет молитва – будет и спасение Земле Русской!»

       После закрытия церкви ему пришлось устроиться на железную дорогу бухгалтером. После возвращения брата Дмитрия из заключения отец Алексий потратил много сил и средств на его лечение, но на ноги поднял. Они молились ночью на кухне, чтобы даже дети ничего не знали.

       Несмотря на уединенную и замкнутую жизнь обеих семей, в апреле 1941 года Алексея Петровича Фавстрицкого арестовали вместе с женой Агафьей по обвинению в организации террористических актов на железной дороге. Пока шло следствие, началась Великая Отечественная война. Агафью посадили на десять лет, а Алексея в 1942 году отправили на фронт в штрафбат. Он воевал под Ленинградом, охранял город во время блокады. Только в 1943 году его перевели в обычные войска.

       После ареста родителей пятерых детей выгнали из дома, все имущество конфисковали. Старшие устроились работать на военный завод, от которого им выделили небольшой домик с приусадебным участком; младшего, Витю, удалось устроить в детский сад. После окончания войны Алексей Петрович вернулся было в Барнаул, но вскоре, чтобы не навлекать на детей бед своей «нечистой» анкетой, где по-прежнему стояло слово «священнослужитель», переехал под Ленинград. Здесь он работал егерем и умер в начале 1960-х годов.

       Василий Алексеевич Фавстрицкий, четвертый ребенок в семье псаломщика Алексея Игнатьевича и Любови Степановны, родился 2 апреля 1879 года. Он был самым вдумчивым и серьезным из всех детей. Окончил гимназию в Симбирске, а затем, в 1903 году, Симбирскую Духовную семинарию. В августе 1904 года Василий Алексеевич Фавстрицкий был рукоположен во диакона, а затем во священника. В феврале 1906 года он был переведен священником в церковь святых апостолов Петра и Павла в селе Старое Ардатово Алатырского уезда Мордовии, в которой прослужил 22 года.

       Село было большое, славилось зажиточными, крепкими хозяйствами. Коренные жители – мордва по-русски не говорили, ходили в национальной одежде. Среди сельчан бытовали суеверия, языческие обычаи. Народ отличался колоссальным упрямством. В такой среде отец Василий начал проповедовать слово Божие. За год батюшка в совершенстве изучил мордовский язык и уклад жизни мордвы. Он совершал службу на двух языках: церковнославянском и мордовском, а проповеди на мордовском языке приходили слушать жители из всех близлежащих деревень. Сразу по прибытии в село отец Василий открыл церковноприходскую школу, где был заведующим. Сперва отец Василий вынужден был сосредоточиться на изучении мордовского языка, переводил на него составленные уроки, а через год он начал обучать жителей села русскому языку и грамоте.

       К сожалению, молодая жена отца Василия, Мария Александровна, не стала ему опорой и поддержкой в жизни: через три года после переезда, так и не выучив мордовского языка и не приняв уклада деревенской жизни, она бросила мужа и уехала в город. Больше никогда в жизни в деревню она не приезжала.

       Оставшись один, отец Василий насадил вокруг дома большой сад, где проводил свободное время, ухаживая за деревьями, завел много скотины. Он был очень трудолюбив, и всякая работа ему удавалась. С его легкой руки в селе появились сады, которых до того не было, – отец Василий привозил саженцы и раздавал людям. Сельчане уже не пугались русского языка, могли толково объясняться на нем.

       Усилия молодого священника были оценены: он имел церковные награды, в течение трех лет исполнял должность депутата Епархиального съезда.

       Высокий, статный, отец Василий собирал целую копну кудрявых волос на затылке и завязывал их черной веревочкой. «Наш поп Васька» – называли его по-мордовски жители села. Авторитет отца Василия был непререкаем. Люди шли к нему со своими проблемами днем и ночью, и со всеми он был ласков и приветлив, никогда не оставлял решение вопросов «на потом». Спустя девяносто лет о нем все еще вспоминают с любовью. Летом он собирал сельских женщин и водил на луга, в лес, учил собирать целебные травы и ягоды, а потом делать из этих трав настойки и притирания. Для крестьянок такие уроки врачевания были настоящим праздником. Они плели венки, пели народные мордовские песни, и отец Василий пел вместе с ними.

       Во время эпидемий, которые часто случались в деревне, отец Василий ходил из дома в дом, не гнушаясь самых бедных жителей, жалел их, лечил, говорил, что перед Богом все равны. Он редко выезжал из деревни, и люди так к этому привыкли, что боялись его отпускать: а вдруг с ним в дороге что-нибудь случится.

       В 1915 году отец Василий привез к себе овдовевшую старенькую маму, Любовь Степановну, которой шел 74-й год. В это же время он взял в свой дом племянников – детей младшего брата, священника села Селищи, отца Сергия, – Зою, Михаила, а позже и Клавдию. Воспитанием детей занималась бабушка. Она так и не смогла выучить мордовский язык, и внуки были ее единственной отрадой. После смерти отца Сергия в 1923 году отец Василий взял на себя заботу о всей его семье.

       В эти страшные времена к власти пришел «сельский актив», который в селе называли «голытьба» и «шпана». И вот жарким июльским днем 1929 года к отцу Василию пришли с обыском. Священнику связали руки и оставили на улице с охраной, чтобы не мешал. Перерыли весь дом и перекопали все возле дома. В сарае обнаружили тайник, в котором было спрятано много церковной утвари и икон. Обыск продолжался целый день, и отцу Василию в это время не давали ни пить, ни есть. Без суда и следствия батюшку со связанными руками повели в той самой одежде, в какой он был, – как потом говорили на селе, «голый, как его душа». На телеге его повезли через лес в тюрьму города Ардатова.

       В тюрьме батюшке долго не давали ни воды, ни пищи. Через некоторое время отца Василия отправили в тюрьму города Саранска. Отличное знание мордовского языка, прирожденный дар общения и убеждения помогли священнику. Следователь-мордвин, чьи родители жили в соседней со Старым Ардатовым деревне и ходили слушать его проповеди, выпустил его из тюрьмы с условием, что он срочно куда-нибудь уедет. Уголовное дело, заведенное на батюшку, не закрыли, и его в любой момент могли снова арестовать.

       После ареста отца Василия в его доме открыли школу, а священником в церкви стал отец Тимофей, сын батрака, прежде он прислуживал в церкви отцу Василию и знал службу. Через год и его арестовали, впоследствии он умер в тюрьме. В 1930 году на собрании сельского актива церковь было решено закрыть. Со всей деревни собрался народ, женщины плакали, многие подбегали и хватали «активистов» за ноги, когда они лезли наверх – сбрасывать колокола. Однако силы были неравны. Колокола сбросили, иконы сожгли, церковь осквернили. Сначала там организовали зерносклад, но позже вышел приказ о постройке ферм, и деревянную церковь святых апостолов Петра и Павла разобрали на бревна. Бревна, однако, «активисты» использовали для личных построек: бань, сараев, туалетов. К настоящему моменту от церкви не сохранилось ничего. Всего лишь год назад разобрали на бревна и дом отца Василия, остался только сад, наполовину вырубленный. Оставшиеся яблони до сих пор плодоносят, по-прежнему цветет акация. Действующей церкви в селе сейчас нет. Школу закрыли, но оставили один класс, где обучаются четверо детей (с 1 по 4 класс).

       Оставаться в Мордовии отцу Василию было опасно, и он уехал в Алтайский край к младшему брату, священнику Ивану Алексеевичу Фавстрицкому. К Пасхе 1931 года его возвели в сан протоиерея. К тому времени приехала из Мордовии и его мать – Любовь Степановна.

       В 1933 году последовал новый арест, двенадцать дней под следствием, обвинение в агитации колхозников, чтобы они не выходили на работу. За недоказанностью обвинений священника отпустили, но слежку не прекратили.

       В 1934 году закрыли последний из храмов, в которых служил отец Василий, – в селе Малая Сосновка Чарышского района. Отец Василий в качестве столяра и стекольщика стал ходить из села в село, из города в город, при этом продолжая проповедовать, нести людям слово Божие. Послушать батюшку приходили запуганные советской властью люди. Отец Василий понимал, что новая власть ему этого не простит, но любовь к Богу была сильнее страха.

       Племянник отца Василия, Женя, самый младший сын отца Иоанна, вспоминал, как он тайно ночами приходил к ним и беседовал с отцом до рассвета. Они говорили о России, о будущем. Женя помнит, как отец Василий, будучи у них в последний раз, говорил: «Господь Бог своих людей не бросит, не оставит. Плата от Господа будет высока». Потом он подбросил двенадцатилетнего Женю к потолку, поцеловал, а с отцом Иоанном долго стоял, обнявшись. Это была их последняя встреча на многострадальной земле.

       15 ноября 1937 года отец Василий Фавстрицкий был арестован Алтайским НКВД на станции Алейская, где в церковной сторожке он проповедовал местным жителям и приехавшим колхозникам. Этим же вечером его этапировали в Барнаульскую тюрьму, которая располагалась за городом, на месте Барнаульского Богородице-Казанского женского монастыря.

 

       Показания обвиняемого: Фавстрицкий Василий Алексеевич, «17» ноября 1937 года

       

       Вопрос: Скажите, гр-н Фавстрицкий, чем вы занимались ранее и чем занимаетесь в настоящее время, и какое имели имущество?

       Ответ: С 1906 года я служил священником по 1917 год, после служил на разных должностях по 1930 год, с 1930 по 1934 год я служил обратно священником, с 1934 года и по настоящее время я работал стекольщиком и столяром, ранее я имел корову и лошадь, а с 1917 года не имею ничего, я, как прослуживший длительное время священником, имею высшее духовное образование, поэтому я имею чин протоиерея.

       Вопрос: Скажите, гражданин Фавстрицкий, в каких селах и городах вы работали стекольщиком последнее время, и с кем, где и когда вы проводили беседы и на какие темы?

       Ответ: Последнее время я был в селах Камышинка, М-Сосновка, Озерский совхоз, г. Барнаул и Алейск, в указанных селах я встречался часто с верующими гражданами. С последними я проводил беседы на религиозные темы, а также я объяснял, что хотя в данное время всех священников и архиереев заключили в тюрьмы, но скоро придет время, что все духовные будут освобождены и будут обратно служить в церквах... В беседах обсуждали о выборах в Верховный Совет СССР. Я объяснял, что такое тайное голосование и приводил пример, что в депутаты выдвинут т. Сталин, а может он и не пройдет в Верховный Совет, могут некоторые проголосовать против него, а также беседовали о том, что в данное время очень плохо живется людям, при царской власти жилось лучше. Я говорил, что царская власть существовала триста лет, но пришло время, власть изменилась. Так может получиться и с Советской властью. Сейчас – существует, через несколько времени может измениться».

       

       Выписка из протокола л. 10–29-к заседания судебной тройки НКВД Алтайского края от 26 ноября 1937 г.

       

       Слушали: Дело № 38436 Алтайского РО НКВД 12. Фавстрицкий Василий Алексеевич, 1879 г. р., с. Кивать, Кузоватовского р-на Мордовской обл., поп, арестован за к-р деятельность. Обвиняется в систематическом проведении к/р агитации.

       Постановили: Фавстрицкого Василия Алексеевича расстрелять. Лично принадлежащее ему имущество конфисковать.

       

       Выписка из акта:

       

       Решение Судебной тройки УНКВД по Алт. краю от 26 ноября 1937 г. Протокол № 10/29-к о расстреле Фавстрицкого Василия Алексеевича.

       Приведено в исполнение 17/XII–1937 г. в Барнауле.

       

       Младший брат, Иван Алексеевич Фавстрицкий, родился 2 января 1886 года. Окончил Сызранское Духовное училище Симбирской губернии в 1904 году, тогда же, восемнадцатилетним, женился на своей ровеснице Параскеве Петровне, а через два года по приглашению старшего брата, священника Петра Алексеевича Фавстрицкого, они переехали в Сибирь, и епископ Омский и Семипалатинский Гавриил (Голосов, † 1916) взял Ивана Алексеевича на службу в Омскую епархию, где он и принял священство.

       11 января 1909 года в семье родился первенец – Михаил, 21 декабря 1911 года – второй сын, Петр, названный в честь старшего брата отца Иоанна, в 1914 году – дочь Руфина, а в 1926 году – самый младший сын Женя.

       «Что бы ни случилось, Фавстрицкие должны быть вместе», – часто говорил отец Иоанн; после революции он стремился перейти в Барнаульскую епархию, ближе к братьям. В конце 1926 года перевод состоялся.

       В 1930 году старшие дети – Михаил, Петр и Руфина – переехали в Барнаул. Мальчики устроились работать на ТЭЦ Меланжевого комбината, а Руфина на ткацкую фабрику. Все вместе они снимали комнату в частном доме, помогали отцу деньгами, поскольку на церковь легли непомерные налоги.

       В 1935 году батюшка в первый раз был заключен в тюрьму на шесть месяцев за неуплату налогов.

       Отец Иоанн был опасным человеком для советской власти. Жители села шли к батюшке за разъяснениями, что же творится на «белом свете», почему бедным людям стало невозможно жить в «бедняцком» государстве. Он объяснял людям положение в стране, для чего нужны колхозы и почему камнем преткновения стала в первую очередь Церковь. Хотя в рясе стало ходить опасно, отец Иоанн никогда ее не снимал. Матушка просила его хотя бы немного подстричь волосы и бороду, но он не слушал ее, ходил с развевающейся гривой волос.

       19 августа 1937 года отец Иоанн был арестован. Ни на одном из четырех допросов, согласно протоколам, он не признал себя виновным.

       А всего полмесяца спустя были расстреляны старшие сыновья отца Иоанна – Михаил и Петр. Братья знали, что за ними ведется наблюдение, и вели себя очень осторожно, с отцом встречались тайно и редко. Их младший брат, Евгений Иванович, вспоминал, что Михаил и Петр приезжали домой к отцу Иоанну поздно вечером, и всю ночь они с отцом Василием и отцом Иоанном сидели без света и разговаривали. Всех беспокоило закрытие церквей, наступление безбожного времени, постоянная слежка на работе. Рано утром братья уезжали, а отец Василий оставался и целый день играл с маленьким Женей.

 

       12 ноября 1937 года в Народный комиссариат поступил донос.

Барнаульскому НКВД ЗСК

г. Барнаул

       На Меланжевом комбинате работают Фавстрицкие Михаил Иванович и Петр Иванович. Последние являются детьми Ивана Фавстрицкого, проживающего в с. М. Лог Волчихинского района в данное время нами арестованного за КР агитацию. Установлено, что в июне м-це 1937 года поп Фавстрицкий был в г. Барнауле и некоторое время проживал у них. Там же на комбинате работает гражданка Жеребцова Руфина Ивановна, также является дочерью Фавстрицкого (попа). Сообщаем для Вашего сведения.

Сержант госбезопасности.

       Из обвинительного заключения от 16 сентября 1937 года:

       

       В июле 1937 года на колхозном собрании Фавстрицкий выступил с призывом, чтобы колхозники ходили в церковь, пытался внушить присутствующим различные религиозные предрассудки.

       В марте 1937 года Фавстрицкий организовал группу активных церковников и, не спрашивая разрешения сельского совета, послал их по сбору средств на ремонт церкви и ее содержание.

       В момент ареста у Фавстрицкого обнаружено: контрреволюционное воззвание с призывом ходить в церковь и клеветой на социалистическое общество.

       После закрытия церкви Фавстрицкий организовал крещение детей в квартире, исключительно в антисанитарных условиях.

       В декабре 1936 года, когда среди колхозников велась работа по закрытию церкви и уже основная масса согласилась на это и дала свои подписки об отказе от церкви, Фавстрицкий собрал в церковной сторожке активных церковников и предложил им ходить по населению и собирать подписи за открытие церкви.

       

       Выписка из протокола п. 1/2-к заседания судебной тройки управления НКВД Алтайского края от 30 октября 1937 года

       

       Слушали: 102. Дело п 19224 Волчихинского РО НКВД.

       Фавстрицкий Иван Алекеевич, 1886 года рождения, уроженец Симбирской губернии, Сызранского уезда, с. Кивать, поп, осужденный.

       Обвиняется в проведении активной к-р повстанческой деятельности.

       Постановили: Фавстрицкого Ивана Алексеевича расстрелять.

       Лично принадлежащее ему имущество конфисковать.

       

       Выписка из акта решения Судебной тройки УНКВД по Алткраю от 30 октября 1937 года, протокол п 1/2-к о расстреле Фавстрицкого Ивана Алексеевича.

       

       Приведено в исполнение 22 ноября 1937 года в г. Рубцовске. Сведения о месте захоронения отсутствуют.

       По данному делу Фавстрицкий И. А. реабилитирован по заключению прокуратуры Алтайского края от 5 октября 1989 года.

       

       Оба брата были арестованы 13 ноября 1937 года и проходили по одному делу и вместе были расстреляны. Михаилу было 28 лет, Петру через неделю должно было исполниться 26.

       Итак, отец Иоанн Фавстрицкий был расстрелян 23 ноября 1937 года, его сыновья Михаил и Петр – 11 декабря 1937 года, его брат протоиерей Василий Фавстрицкий – 17 декабря того же года. Отец Василий и его племянники сидели в одной тюрьме в Барнауле, которая была расположена в стенах бывшего женского монастыря. Возможно, на следствиях они виделись друг с другом и понимали, что выбраться отсюда невозможно. Михаила и Петра расстреляли через неделю после протоиерея Василия.

       

       Обвиняются:

       Фавстрицкий Михаил Иванович, 1909 г. р., ур. гор. Омска, сын попа, русский, б/партийный, грамотный, женат. До момента ареста работал слесарем ТЭЦ Меланжевого комбината

       в том, что:

       1. Являлся участником контрреволюционной эсеровско-монархической повстанческой организации.

       2. Будучи завербован в данную организацию руководителем к-р диверсионной ячейки на ТЭЦ Кашинцевым, по заданию последнего подготовлял диверсионный акт на ТЭЦ с целью ее уничтожения.

       3. Лично сам завербовал в данную организацию своего брата Фавстрицкого Петра.

 

       Фавстрицкий Петр Иванович, 1911 г. р., ур. Алтайского края, Тальменский район, с. Выползово, сын попа, русский, б/партийный, грамотный, семейный. До момента ареста работал машинистом ТЭЦ Меланжевого комбината

       в том, что:

       1. Являлся участником к-р эсеровско-монархической повстанческой организации.

       2. Будучи завербован в данную организацию в конце 1936 г. своим братом Фавстрицким Михаилом, совместно с которым подготовлял совершение диверсионного акта на ТЭЦ, путем взрыва котлов или турбин».

 

       О страшной участи двух других священников – сыновей псаломщика Алексея Фавстрицкого не сохранилось никаких документов и почти никаких сведений. Только в последние годы жизни родоначальницы, Любови Степановны, которой Господь отмерил свыше века, от нее слышали скупые упоминания о них.

       Мария Ивановна, вдова первого убитого большевиками Фавстрицкого, отца Петра, в 1930-е годы вырыла землянку на берегу Оби; сначала жила одна, а после расстрела отца Василия взяла к себе его мать, 96-летнюю Любовь Степановну. Со временем землянку благоустроили, установили печку «буржуйку». Над землянкой в два ряда сложили бревна, утеплили потолок, вырубили оконце, сколотили из досок нары, стол, стулья. В 1941 году после гибели на войне младшего из сыновей отца Петра, Серафима, в землянку пришла жить и его вдова Анна Кирилловна с четырехлетним Володей.

       Жить было совершенно не на что. Как семья репрессированных священников, они постоянно находились под особым контролем милиции. Мария Ивановна ходила просить милостыню. На собранные деньги покупала картошку и варила из нее кисель. Внуков было много, и она наливала всем по половине стакана киселя в день, а Володе, самому маленькому, – полный стакан. Выжили все. Особенно беспокоилась Мария Ивановна о Любови Степановне. Сгорбленная худенькая старушка с все еще пышными и непокорными, выбивавшимися из-под платка совершенно седыми кудрями, она обычно садилась на бревнышко возле землянки, и многие, даже дежурившие милиционеры, подходили к ней, просили помощи в житейских вопросах. Женщины просили сказать, где у них воюют мужья и сыновья, почему долго не пишут и живы ли они. Мария Ивановна боялась, что кто-нибудь донесет на них.

       Каждый вечер перед сном Любовь Степановна крестила Володю, читала молитвы и говорила: «Вот вырастет Володька и будет умным-умным». И действительно, Владимир Серафимович Фавстрицкий сорок лет проработал на руководящих должностях, и хотя ему в 2007 году исполнилось семьдесят лет, он является техническим директором ЗАО «Мягкая кровля» в Самаре.

       Ночью, когда Володя и Анна Кирилловна засыпали, двери землянки закрывали на засов, зажигали лучину, вынимали из тайника Казанскую икону Божией Матери, и свекровь со снохой на коленях молились за отечество, за внуков, за оставшихся в живых Фавстрицких. Велики были скорби этих женщин, и они изливали свое горе Царице Небесной, просили у Нее защиты и покрова. Любовь Степановна часто плакала и приговаривала: «Всех сыночков расстреляли, всех загубили – все стерпела, все со смирением приняла, а смерть последнего сыночка, Григория, не стерпела, не приняла – его большевики живым закопали».

       Любови Степановне было 102 года, но она все еще ходила с палочкой, была в здравом уме и говорила Марии Ивановне, что пойдет к отцу Василию на могилку и попрощается с ним и с внуками Петром и Михаилом. Однажды она ушла и не возвращалась три дня. Пришла бодрая, веселая и очень спокойная. Ночью, помолившись, легли спать, а утром Любовь Степановна не проснулась, только лицо и подушка были мокрыми от слез. Видимо, и перед смертью она оплакивала заживо похороненного сына Григория.

       Еще Анна Кирилловна рассказывала, что Любовь Степановна несколько раз ночью говорила о сыне Константине, священнике, расстрелянном коммунистами в алтаре церкви, когда он совершал Божественную литургию. К сожалению, мест службы и гибели отца Григория и отца Константина найти не удалось, так же, как и членов их семей.

       Николай Иванович Фавстрицкий, протоиерей, умерший в 1929 году от сердечного приступа (сын священника Ивана Игнатьевича Фавстрицкого, брата псаломщика Алексея Игнатьевича, о сыновьях и внуках которых мы рассказали), рассказывал, что отца Константина расстреляли в алтаре церкви, а добили уже возле храма.

* * *

       Вот лишь пунктиром прочерченные судьбы только части большого священнического рода, по которому прокатился страшный каток богоборчества. Все шесть сыновей псаломщика Алексея Игнатьевича Фавстрицкого были убиты богоборческой властью за то, что были священниками, верными служителями Бога Живого. Все они подтвердили мученической кончиной свою верность Христу. Можем ли мы хоть немного представить и почувствовать их состояние? А они тоже были из плоти и крови, одного естества с нами. Откуда же у них такая сила духа, такое непреклонное стояние за истину, такая самоотверженность?

       Невозможно представить, к примеру, состояние отца Сергия, очнувшегося в подвале с водой, привязанного цепью к столбу и оставленного так на двое суток. Несколько десятков минут неудобной позы – и затекают мышцы, начинаются судороги. А если так двое суток? Через двое суток пыток – снова избиения осатаневшими выродками! Как все это можно выдержать? Выдержал отец Сергий, – значит, велика была сила его веры и сила духа. А есть ли в нас хоть сотая доля его мужества? И делаем ли мы хотя бы небольшие усилия, чтобы приобрести эти качества? Сильны были братья Фавстрицкие. Бог не посылает искушений свыше сил – значит, их сила была сильнее пыток, избиений, издевательств всех этих (слова трудно подобрать) яростных строителей светлого будущего, их пример должен будить нашу совесть. Мы радуемся, что наша земля может рождать таких богатырей духа.

       Ни во что вменили они земную жизнь, ибо точно знали ей, временной, цену. Живя на земле, они уже прикоснулись жизни Небесной. Нет сомнений, что братья Фавстрицкие станут перед Престолом Божиим в белых одеждах и с пальмовыми ветвями победителей: это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца (Откр. 7, 14).

Т. Фавстрийская,

Е. Тростникова

 

Источник: Журнал Московской Патриархии 04-2009